В Башкирии немало детей и подростков вовлечены в так называемые группы смерти, выступающие под знаменем деструктивного движения «колумбайн». Пробудившуюся активность таких групп зафиксировали автоматизированные информационные комплексы Центра гуманитарных исследований министерства культуры республики в рамках проводимого им мониторинга.
В беседе с корреспондентом «РБ» его директор Марат МАРДАНОВ предупредил: о работе центра много не расскажет, поскольку деятельность у него достаточно специфическая и связана с вопросами, не всегда открытыми для публики. Но распространение в молодежной среде культа суицида и подростков-убийц — это тот фронт, борьба на котором должна вестись постоянно, иначе вслед за трагедией в казанской школе мы получим множество других подобных историй.
Увидеть и предупредить
— Вообще-то деструктивные движения — это предвестник экстремизма, ими нужно заниматься всерьез, — подчеркнул Марат Марданов. — События в Казани всколыхнули всевозможные интернет-формирования, пропагандирующие идеи «колумбайна» и скулшутинга, они резко активизировались, и наши автоматизированные комплексы уловили эту активность. Мы в сжатые сроки отреагировали, проинформировали органы госвласти и правоохранительные структуры, хотя по этой проблематике наш центр прицельно не работает. Но как одно из звеньев в системе мер, направленных на противодействие экстремизму, мы должны предупредить, в каких масштабах разрастается эта угроза, и нацелить на нее внимание спецслужб и всех тех, кто работает с молодежью.
— Значит, это зло не обошло стороной и Башкирию?
— Конечно, мы же не на другой планете живем. В соцсетях сейчас развернута достаточно активная кампания по вовлечению детей в различные деструктивные субкультуры. Как правило, они ловят в свои сети подростков с нестабильной психикой, тех, у кого проблемы в семье и школе, кто затаил обиду на окружающих по причине травли или, наоборот, безразличия к себе. Помните, в прошлом году по республике прокатилась волна акций сторонников движения АУЕ — вот тоже один из примеров деструктивного движения радикальной направленности. Самая высокая их концентрация — прежде всего в Уфе, потому что это мегаполис, но они есть и в других городах и районах. Привести тут какие-то цифры невозможно, не за каждым аккаунтом стоит реальный человек, но могу сказать, что это не десятки и не сотни, а тысячи в целом по Башкирии. Причем речь идет не только о школьниках. С деятельностью этих сообществ связано довольно много студентов ведущих вузов республики, у нас есть примерное процентное соотношение, но озвучивать его я, разумеется, не буду.
— Какими методами вы выявляете сомнительные аккаунты и причастных к ним лиц?
— Наш центр — региональный оператор государственной информационной системы мониторинга межнациональных и межконфессиональных отношений, в нашем распоряжении передовые автоматизированные технологии, которые позволяют собирать все необходимые данные, обобщать их и анализировать. Конечно, математической точности они не дают, но общую тенденцию уловить можно, поскольку, как утверждают эксперты, порядка 70 процентов информации, размещенной в аккаунтах, является достоверной. Поэтому мы с полным основанием говорим, что проблема в республике стоит достаточно остро, над ней нужно работать сообща и специалистам-психологам с психиатрами, и педагогам, и специализированным мониторинговым центрам, и правоохранительным органам. И еще одна вытекающая отсюда задача — необходимо в разы повысить безопасность учреждений образования. Встал вопрос о профессиональной охране школ, вузов и ссузов — бабушками-вахтершами, как было в наше время, уже не обойтись.
— Но как узнать, что на уме у подростка, который здесь учится и может пронести в класс что угодно?
— Выявить учащихся из категории казанского стрелка действительно очень трудно. Как правило, это середняки, то есть и не отличники-активисты, которые всегда на виду, и в то же время не двоечники-хулиганы, которых тоже все знают и постоянно воспитывают. Как показывает анализ социально-психологического портрета этой категории подростков, они достаточно тихие, ничем не примечательные, учителя характеризуют их как нормальных, не доставляющих хлопот учеников. Чтобы хотя бы в первом приближении понимать, где у них дети из группы риска, социальным педагогам в школах нужно изучать эти сообщества в соцсетях, и, конечно, в первую очередь заметить тревожные признаки должны родители. Замкнулся ребенок, ушел в себя, сидит в соцсетях, развесил по стенам чьи-то портреты — на все это нужно обращать внимание. У приверженцев «колумбайна» свои музыкальные стили, многие из них являются фанатами американской группы SuicideBoys, в аккаунтах у них рисунки с символикой смерти, фотографии «героев» движения Эрика Харриса и ДиланаКлиболда — парней, устроивших массовую бойню в американской школе, а ныне возведенных в кумиры. Как специалист, который более 30 лет профессионально занимается вопросами противодействия терроризму и экстремизму, могу сказать: те, кто сегодня выступает в поддержку казанского стрелка и ему подобных, видя в них образец для подражания, завтра легко могут быть вовлечены в деятельность международных террористических организаций. Опять-таки в информационном пространстве участились сообщения об исчезновении девочек-подростков, которые убегают из дома и спустя сутки возвращаются обратно. Такие случаи фиксируются и у нас в республике, мы включаем их в свой анализ. Куда они исчезают, с какой целью — неизвестно, не исключено, что они тоже могут быть участниками сообществ радикального толка. И важнейшая для всех нас задача — успеть вовремя вытащить такого подростка, пока он еще не стал убежденным сторонником «колумбайнеров» и не взял в руки оружие. На стадии вовлечения его еще можно переубедить, настроить на нормальное позитивное развитие, но здесь нужен целый комплекс мер на федеральном и региональном уровне.
Лакомый кусок для экстремистов
— По названию вашего центра трудно понять, чем он занимается. В чем его основная задача?
— Мы, можно сказать, замеряем градус напряженности — отслеживаем, как развивается ситуация в сфере межнациональных и межконфессиональных отношений на территории региона, какие возникают угрозы, и доводим информацию до соответствующих структур, чтобы упредить возможные конфликты. В частности, ведем ежеквартальный мониторинг так называемых «красных зон», то есть тех муниципалитетов, где фиксируется наибольшая натянутость в этой области.
Башкортостан — один из самых многонациональных и поликонфессиональных регионов страны, а потому вызывает интерес у многих организаций экстремистской направленности. Особенно их привлекает то, что у нас значительное количество населения исповедует ислам. Если на другие регионы России пытаются воздействовать в основном с Запада, то Башкирия представляет собой лакомый кусок для международных террористических группировок всех мастей, в том числе тех, которые действуют в афгано-пакистанской зоне, Сирии и ряде государств Ближнего Востока. Сейчас, в преддверии Всероссийской переписи населения и избирательной кампании, мы фиксируем возросшую активность ряда СМИ-иноагентов, управляемых из-за рубежа, в том числе из Украины, которые пытаются раскачивать разного рода конфликты. Словом, расслабляться нельзя — ни теперь, ни когда-либо после.
— Какие проблемы из тех, что ловят ваши информационные комплексы, стоят для республики особенно остро?
— В целом в зоне нашего внимания обстановка стабильная. Безусловно, отдельные вопросы возникают — в частности, связанные с мигрантами. Как в целом по стране, так и у нас миграционный приток — одна из потенциальных террористических угроз. На недавнем совете по межнациональным отношениям президент Владимир Путин как раз говорил о том, чтобы создавать условия для интеграции и адаптации прибывающих в страну иностранных граждан, по числу которых Россия уже вышла на второе место в мире после США. Нельзя сказать, что для республики эта такая уж большая проблема, но, как показывают проводимые нами соцопросы, более четверти местного населения тревожно относится к этой категории лиц. Смотрите, прошло 30 лет, как не стало Советского Союза. За это время на постсоветском пространстве — в Таджикистане, Азербайджане, Узбекистане — выросло поколение, которое совсем не говорит по-русски, не знает нашей общей истории, наших песен, и нас теперь с этими народами очень мало что объединяет. Если мигранту за 50, он, конечно, остается носителем традиционных для нашей страны ценностей, не нагрубит, лояльно отнесется ко многим вещам, не принятым у него на родине, но молодежь едет уже с другими установками, в том числе может быть и радикально настроенной. Как правило, такие молодые люди не стремятся контактировать с местным населением, быстро консолидируются в замкнутые этнические группы, своего рода анклавы, всегда готовы постоять друг за друга, а отсюда недалеко и до конфликтных ситуаций, как мы видели на примере того же Темясово. К счастью, на эти вещи у нас своевременно реагирует и власть, и муниципальное звено, на место сразу же выезжают лидеры диаспор, слово которых имеет вес для их соотечественников, — это, между прочим, очень важный момент. В республике действуют национально-культурные центры, объединенные в Дом дружбы народов, там регулярно проводятся праздники с приглашением представителей разных диаспор, их вовлекают в различные общие проекты, открывают кружки по интересам, воскресные школы, где дети знакомятся как с родной, так и с нашей отечественной национальной культурой. Такой обмен традиционными ценностями и составляет основу межнационального диалога.
— А как, допустим, относиться к тому, что девочка из семьи мигрантов приходит в школу в парандже?
— Надо уважать — если это семейная традиция, которая сберегается из поколения в поколение, платок она в любом случае не снимет. А вообще, межэтнические отношения — это очень зыбкая почва, где постоянно нужно балансировать на краю, и очень трудно дать однозначный ответ, где кончаются границы толерантности и начинается перекос в другую сторону, когда свою идентичность теряет уже коренное население. Как говорил на совете Владимир Путин, если в классе становится больше мигрантов, то местные жители начинают забирать оттуда своих детей. Мир стал очень многополярным, мультикультурным, от этого никуда не деться, и очень важно научиться не делить друг друга на «мы» и «они», а понимать — мы все очень разные, у нас разные языки и разная история, но все мы люди и должны не «терпеть» друг друга, а просто уметь жить вместе в большом разноцветном социуме. Ну и, понятно, внимательно наблюдать за миграционным процессом, поскольку по каналам миграции к нам могут прибывать участники незаконных вооруженных формирований, с семьями и детьми, уже носителями чуждой нам идеологии, или, того хуже, вовлеченными и завербованными в качестве эмиссаров, в том числе с целью готовить здесь террористические акты.
— Такие случаи действительно выявляются?
— Это уже предмет деятельности правоохранительных органов, но ведь официально сообщалось, что только из Башкирии в район боевых действий в Сирии убыли более ста человек — воевать на стороне незаконных формирований. Кто остался жив — возвращаются, и, вполне возможно, не просто так, а уже с заданием: например, в качестве потенциального подрывника, который должен затаиться и ждать сигнала. Ежегодно 3 сентября, в День солидарности в борьбе с терроризмом, наш центр проводит традиционный круглый стол, посвященный этой теме, и я считаю, что пора расширить его формат до уровня всероссийской конференции.
Не русский я, но россиянин
— Как вы оцениваете отношения между традиционными народами Башкортостана?
— 90 процентов местного населения составляют три крупных этноса — башкиры, русские и татары. Все они коренные жители, все живут здесь веками, и в течение этих веков отношения между ними шлифовались и притирались. В ходе своих исследований мы замеряем так называемый уровень идентичности, задавая людям простой вопрос: кем вы себя считаете? Они могут, например, ответить: башкиром, и только. Или уфимцем. Или россиянином. Так вот, жители Башкирии, по данным наших опросов, в равной мере сознают свою принадлежность к родному городу, к родной республике и родной стране. Это признак здоровья общества, то есть, несмотря на те негативные процессы, которые происходят в мире, мы сохраняем свою идентичность — гордимся тем, что мы россияне, и в то же время не забываем о своих корнях. Вот такой принцип единства в многообразии — когда мы едины как общероссийская гражданская нация, но бережем свою культуру и языковые традиции — и заложен в основу государственной стратегии России в сфере национальной политики. Добавлю, что в республике сегодня достаточно много делается для удовлетворения духовно-культурных потребностей проживающих здесь этносов. Среди самых впечатляющих событий в этом ряду — открытие в Уфе памятников Габдулле Тукаю и Шайхзаде Бабичу, татарскому и башкирскому поэтам. Реализация подобных проектов заметно снижает градус напряженности в обществе, мы сразу это видим.
— Не далее как нынешней зимой в соцсетях прокатились призывы сносить православные кресты по всей республике. Как относиться к таким вещам?
— Это была предконфликтная риторика, которая активно модерировалась извне. Не секрет, что за океаном есть силы, целенаправленно работающие не просто на дестабилизацию, а на развал нашей страны по образцу большого Советского Союза. В данном случае для раскачивания конфликта использовалась женщина с неустойчивой психикой, да и все такие истории, я считаю, на 97 процентов инспирируются извне и нацелены прежде всего на самую уязвимую группу населения — молодежь. Возвращаясь к началу нашего разговора, я с большой долей уверенности скажу, что за всеми этими «колумбайнами» и «Синими китами» стоят опять-таки специализированные службы. Путем деструктивного контента, который распространяется через всемирную паутину, они воздействуют на неокрепшую детскую психику, подогревая в подростках агрессию, чувства несправедливости и безысходности. Участники таких сообществ, если ими не заниматься, впоследствии становятся послушным орудием в руках враждебных сил, и перед всеми нами сегодня стоит очень трудная задача — бороться за контент, чтобы дать нашей молодежи правильный и здоровый путь развития. Вот на чем необходимо сосредоточить усилия и государству, и обществу.
Автор: Татьяна КРУГЛОВА
Источник: Газета «Республика Башкортостан»